Военная любовь

  Когда речь заходит о Великой Отечественной войне, первое, что приходит на ум – это боевые подвиги советских солдат и тяжелый труд в тылу. Годы войны принесли столько лишений и потерь, что до сих пор, вспоминая о них, ветераны зачастую не в силах сдержать слезы.

  Но мы хотим поговорить не об этом, а о любви. Той самой, ради которой хочется жить и побеждать, которая раскрашивает наши дни яркими красками и находит нас, где бы мы ни были. И в самые непростые военные годы на фронте и в тылу загорались искорки прекрасного чувства. Люди встречали друг друга, ждали друг друга и любили.

 В годовщину Великой Победы на Северной железной дороге объявлен конкурс «Военная любовь». В нем участвуют жители нескольких регионов России, по которым пролегает СЖД, есть заявки и от других областей. Конкурс помогает собрать интересные и трогательные романтические истории, разыгравшиеся на фоне войны.

Такие, например, как история, рассказанная Ириной Морозовой (г. Сосногорск).

Общие корни

 В далёком 1915 году в маленьком украинском селе Довжик, что находится в Житомирской области, в многодетной семье родился мальчик. Назвали мальчугана Мишуткой. И провести бы ему всю свою сознательную жизнь в селе, выращивая картофель и свёклу, или бегая за гусями и поросятами… Но внезапно нагрянула война!

 О тихой, размеренной жизни в украинской глубинке не могло быть и речи, ведь фашистские войска нарушили границу нерушимого в те годы Союза Советских Социалистических республик. А Белоруссия граничит с севером Украины, где расположена Житомирская область… И пошли украинские парубки воевать против немецких оккупантов. Каждый, и стар и млад, хотел защищать свою Родину от нашествия вражеских войск.

 Михаил Григорьевич Бондарь был связистом, участвовал в боевых сражениях с первых дней войны. Но, к величайшему сожалению, был вскоре ранен. Осколки взорвавшейся мины опалили ему лицо и повредили фаланги пальцев левой руки. Долгое время он лежал в военном госпитале города Рыбинск. О дальнейших сражениях не могло быть и речи. Бывшему бойцу предложили работу в органах Линейного Отделения милиции северного посёлка Абезь, что находится в далёкой неизведанной тогда Республики Коми. Михаил Григорьевич получил орден Красной звезды, орден Красного знамени и орден Ленина за безупречный труд в органах ЛОВД.

 В тихом посёлке работала в то время заведующая медпунктом, бывшая выпускница медицинского училища города Великий Устюг. Сталинская стипендиатка, отличница и красавица с русой косой (запятая не нужна:приложение перед собственным существительным) Фаина Ивановна, покорила сердце украинского парня своей красотой.

 В 1943 году у них родилась дочь. Её назвали Светланой в честь дочери Сталина. Но самое интересное, что через 20 лет эта Светлана встречает на Севере опять-таки украинского парня и сочетается с ним законным браком. А я, дорогие читатели, дочь этих родителей. И теперь, когда Украина объята пламенем военных сражений, мне больно за судьбу целого народа. У нас, россиян, столько общих корней и традиций с бывшей союзной республикой! Так давайте же сделаем всё возможное, чтобы не было никогда Третьей мировой войны!

 Сотрудник службы управления имуществом Северной железной дороги Ирина Качук (г. Архангельск) рассказала историю, услышанную от ветеранов железной дороги. Одна из них, Любовь Мефодьевна Захарова, поведала о своих родственниках (тире не нужно) Александре и Зинаиде Шульженко:

Сестра

  Зинаида работала медицинской сестрой в военном госпитале. Когда началась война, ей было 19 лет. В связи с тем, что девушка окончила курсы дружинниц, ее отправили на фронт. Тогда, в конце 1930 годов, молодежи кинули клич: «А если завтра война? Необходимо окончить курсы по оказанию первой медицинской помощи!». Война действительно началась, и всех девчонок с этих курсов направили в Карелию в госпиталь, хотя госпиталем это назвать было сложно. Не было коек, врачей, медикаментов. Девушки мыли стены в каком-то старом здании, когда услышали крик: «Раненых привезли!» - а там, на носилках - окровавленные, грязные матерящиеся мужчины. Куда их? Что делать? Вот девушки разложили на полу всех и плакали за дверью. Конечно, помогали, чем могли. Потом госпиталь начал функционировать, и Зинаиду Васильевну отправили работать в поезд, который почему- то называли «летучкой». От передовой в течение суток она должна была довезти свой вагон «живым». Вагон сверху донизу был набит ранеными. Умирающие люди кричали, плакали, требовали помощи. Она металась между ними, но помочь существенно не могла, а они звали и молили все сразу: «Сестра, помоги…». Однажды начальник поезда застукал ее в тамбуре рыдающей и так вскипел: «Не смей, это они могут плакать, а ты держись! Они и то держатся, а ты что себе позволяешь, чтоб никто: ни я, ни они, никогда не видели твоих слез. Гладь их по голове, меняй повязки и бинты и улыбайся».

 Однажды везли парня, который все время кричал: «За родину, за Сталина!». Голос у него был зычный и он не умолкал, а раненные готовы были убить его. Но контуженый солдат не видел ничего, и тогда Зина обняла его. Так и летели они на своей «летучке» до самого конца. А потом она еще много всего видела в госпитале, прошла всю войну. Среди раненых нашла и свою любовь Саньку Шульженко (родного брата бабушки Любови Мефодьевны Захаровой). Он был очень веселый, симпатичный. Парень остался в госпитале со своей любимой. Всю жизнь прожили вместе, а в 60-х годах приехали в Туапсе, где работали в порту. Война всегда напоминала им о себе и ночными кошмарами, и его болями от полученных ран, и невозможностью иметь детей - последствие невыносимых для женщины условий труда.

 Аркадий Вайнер (г. Ижевск) прислал на конкурс «Военная любовь» песню, слова и музыку к которой написал сам. Она называется «Слезы – талисман».

Слезы-талисман
На перроне духовой оркестр,
Яблоку упасть нет места.
Расставанья на «Славянке»- крест,
Провожает милого невеста.
С горечью волненье у невест,
И к судьбе, волна протеста.
Заглушает плачущих оркестр,
Поезд тихо трогается с места.
«Мой солдатик, мой касатик,
Расстаемся, до свиданья.
Мой солдатик, мой касатик,
Защищать – твое призванье».
На перроне замолчал оркестр,
Вздрагивают от рыданья плечи.
Слезы милых, в них надежда есть,
Пусть они приблизят встречи.
На плечо прольются слезы,
В них любовь, мольба и грезы.
Слезы – талисман в дорогу,
В них надежда и тревога.

 Елена Шилова прислала рассказ о своих родителях, ныне покойных Василии Ивановиче и Валентине Васильевне Кротковых. Они познакомились в поезде в 1946 году и через год поженились. День свадьбы отмечали до самой смерти. Елене Васильевне захотелось написать рассказ о любви с первого взгляда, о которой она много слышала с самого раннего детства. «Эта встреча была такой яркой, что родители помнили всё до мельчайших деталей, которые и мне врезались в память. Показалось интересным взглянуть на это событие глазами проводницы вагона, судьба которой - тоже невыдуманная история», - написала она.

ВСТРЕЧА

 Зойка стояла на подножке вагона, держа в руках жёлтый флажок. Истекали положенные две минуты стоянки поезда. Девушка торопила в мыслях отправление и представляла, как (лишняя запятая) заварит чай, заглянет во второе купе и кокетливо спросит пассажиров: «Чаю не желаете?» (точка не нужна) Чтобы продолжить беседу, она предложит сахарин, потом посетует, что нет в нынешние времена лимона. Так и разговорит зеленоглазого лейтенанта, который сел в Зойкин вагон на предыдущей станции. Лейтенант высокий, светловолосый, плотно сжатые губы говорят о твёрдом характере. А глаза! Посмотрел он на проводницу, и пропала она на век, растаяла под горячим взором своего пассажира.

 Была ранняя весна. Солнце отчаянно светило, пытаясь растопить снежное покрывало, но могучие снега не сдавались, словно не хотели обнажать изуродованное войной тело земли. Зойка собиралась закрыть дверь вагона, но на подножку вдруг бросилась девчонка, одетая в фуфайку, шаровары (лишняя запятая) и большие валенки с галошами. Голова девчонки была замотана в клетчатую шаль.

 - Куда прёшь, деревенщина! Билет есть? – закричала хозяйка вагона.

 - Не дают билетов на нашей станции, тётенька, а у меня экзамены! – простуженным голосом ответила безбилетница.

 - Тётенька, миленькая, возьмите меня до Шатуры!

 - Не положено! - рявкнула проводница.

 Поезд начал медленно двигаться, Зойка ногой отпихивала девчонку, повисшую на подножке. Вещмешок за плечами тянул вниз, ноги волочились по снегу, но она, как клещ, впилась в поручни. Ситуация становилась опасной, крики пассажирки и Зойкина ругань привлекли внимание пассажиров, стоящих в тамбуре. Среди них был и зеленоглазый лейтенант. Он оттолкнул Зойку, подал девчонке руку и втащил её в вагон.

 - Где билет? – зло повторила проводница, наблюдая, как лейтенант помогает безбилетнице снять вещмешок.

 - Не шуми, сестрёнка. До Шатуры недалеко. Экзамен у человека! – примирительно заговорил офицер.

 Девчонка затравленно смотрела на проводницу. Зойка, изловчившись, выхватила из рук лейтенанта мешок и бросилась к дверям, чтобы выбросить его, а уж безбилетница, наверняка, (Зойка это точно знала: сама деревенская) сиганёт за мешком даже на ходу поезда.

 - Тоже мне человек, шалава деревенская, - плевала Зойка ругательствами, дёргая за ручку двери.

 - Отставить! – грозно сказал офицер.

 Проводница продолжала открывать дверь, не обращая на него внимания.

 – Стоять! – яростно закричал лейтенант, выхватывая из кобуры пистолет. – Назад! – сверкал он глазами.

 - Да кто она такая? – не унималась Зойка.

 – Это моя невеста! – вдруг крикнул зеленоглазый, размахивая пистолетом. Зойка швырнула мешок на пол и стремглав бросилась из тамбура.

 Нечасто выпадало ей работать в купированном вагоне. Народ здесь приличный, офицеры чаще в больших чинах, дамы в атласных халатах. Вот лейтенанта красивого присмотрела себе, а он с «невестой»!

 – Посмотрим ещё, что это за невеста! – злобилась проводница, пробираясь к вагону начальника поезда.

 Уже год как закончилась война. В Зойкиной деревне, почитай, в каждый дом пришла похоронка, оглашая воздух бабьими воплями. Их избу горе обошло, не было в семье парней, четыре девки, а отец – инвалид ещё с гражданской, давно помер. Горе обошло, но и счастье не забрело. Куда девкам деваться, коли женихов нет? Сгинули женихи. В конце войны подалась Зойка в Москву. Пристроилась проводницей на поездах дальнего следования. Сколько людей мелькало перед ней каждый день, мелькнут и пропадут, как вот эта сосна за окном. А однажды поселился в её купе немолодой уже старшина, который рассказывал Зойке о неверной жене, звал с собой и щедро наливал трофейного шнапса. За два дня пути принудил её к близости, о которой так часто грезила она в своих девичьих снах, а утром исчез, даже не попрощавшись. Мечтала девушка, чтобы был её суженный красив и статен, чтобы после свадьбы взял её на руки и уложил на мягкую, чистую постель. А получилось всё грязно, стыдно. До сих пор мутило Зойку при одном воспоминании о своей первой бабьей ночи. С тех пор покатилась её жизнь, словно общий вагон, весело и беспутно. Стала она попивать и покуривать, часто бывать в шумных компаниях. Приехала как–то Зойка в родную деревню.

 - Бабой стала, не девка ты! – заголосила мать, оглядев дочь с головы до ног, потом осеклась, закрыла двери, задёрнула занавески на окнах и села на лавку у стола, обречённо опустив руки.

 - Словно похоронку получила, - подумала тогда Зойка, глядя на мать. Погостила недолго, и опять в Москву, к своей прежней жизни. Лихо-то не сидит тихо, пошла о проводнице дурная слава. Да и врали о ней много. Стала проводница ненавидеть девушек и молодых замужних женщин, будто были они в чём-то виноваты перед ней. А, попросту говоря,(тире не нужно) завидовала. Только почему именно сегодня лезут эти мысли в голову? Всему виной лейтенант. Тронули Зойкино сердце его красота и решительность, с которой бросился он защищать эту замарашку. Вернулась Зойка в свой вагон в сопровождении начальника поезда, пожилого хромого Степаныча.

 - Вот она! – злобно сказала проводница, открывая дверь купе.

 Девчонка сидела на краешке нижней полки. Словно царевна из сказки, сбросила лягушачью кожу (запятая не нужна) и оборотилась кареглазой девушкой с тёмными кудрявыми волосами, в светлой блузке, вышитой голубыми цветочками. А фуфайка и клетчатый платок, аккуратно свернутые, лежали на мешке, у ног безбилетницы.

 - Я тоже так вышивать умею, - почему-то подумала Зойка, глядя на свою соперницу. – И что он в ней нашёл? - злилась она, наблюдая, как лейтенант платит штраф за свою спутницу. Девчонка робела и не могла поднять глаз на Степаныча.

 - Невеста, говоришь? – хитро улыбался начальник поезда.

 - Нет, мы только что познакомились! – робко протестовала девушка. И деньги у меня есть, только вы не берёте! – продолжала она, укоризненно глядя на лейтенанта.

 - Невеста! – твёрдо, как отрезал, сказал зеленоглазый.

 - Вы, товарищ лейтенант, здесь говорят, в атаку с пистолетом ходили? – спросил начальник поезда, выписывая квитанцию. - Не настрелялся на фронте – то? – ворчал он. А если, кто ещё видел? Не ровён час, патруль на станции, под трибунал ведь загремишь!

 - Виноват, невесту защищал,- оправдывался офицер.

 - Хорошую невесту себе нашёл, - ухмыльнулся железнодорожник, одобрительно осматривая девчонку, залившуюся отчаянным румянцем.

 - Отвяжись от них, пусть женихаются, Шатура через два часа, - сказал Степаныч, выйдя из купе. А твои-то женихи где, слыхал, их у тебя много? – лукаво спросил он проводницу.

 - Сватались, сватались, да все попрятались! - огрызнулась Зойка.

 - Ладно, остынь. Народ говорит: «Выбирай шубу теплее, а жену добрее». Кто же тебя такую злющую под венец позовёт?

 - Какой венец, Степаныч? – махнула рукой проводница.

 - Так ты, Зоечка, потише будь, хватит уж дрягаться, - вразумлял старик. - Тоже ведь жертва войны, - внимательно посмотрев на проводницу, горестно подумал Степаныч. – Только, пожалуй, не учтёт этой жертвы ни одна статистика, - почесал он затылок.

 Зойка разносила чай, и, зайдя в купе, где сидел зеленоглазый со своей «невестой», вновь почувствовала приступ неприязни к этой красивой, совсем юной девушке. «Чем я хуже?» - спрашивала она, разглядывая себя в зеркале. Из зазеркалья смотрело на неё курносое, с весёлыми ямочками на щеках лицо молодой женщины. Волосы уложены, как у немецких актрис из трофейных фильмов. Под кофточкой упругая грудь, широкие бёдра обтягивает военная юбка. Взгляд смелый. Вот по этому-то взгляду и угадала мать, что неладное творится с дочерью.

 Проводница сновала по вагону и из разговоров пассажиров выяснила, что девчонка из эвакуированных, то есть - самая голытьба. Учится на фельдшера и через год заканчивает техникум. Родная деревня лейтенанта всего в двух километрах от посёлка, куда была эвакуирована семья Валентины - так звали безбилетницу.

 В Шатуре Валентину (лишняя запятая) провожал лейтенант. Девушка прятала от парня глаза, но напоследок застенчиво посмотрела на него. Зойка хищно наблюдала их безмолвный разговор. Она перехватила взгляд девчонки, в котором сквозила чистота невинной души. Лейтенант на войне повидал многое: смерть, пролетавшую мимо и пристально смотрящую в глаза, холод и голод, роскошь европейских особняков, цветущие каштаны Будапешта, весёлых девушек Югославии. Не было там, на войне, одного – чистоты, по которой всегда тоскует русский человек.

*  *  *

  Миновало полтора года с тех пор. Каждый раз, проезжая станцию, на которой Зойка встретила лейтенанта, она всегда чего-то ждала. Как всегда, женщина стояла на подножке с жёлтым флажком. Август вспыхивал ярким румянцем рябины, изнемогал под тяжестью спелых яблок в садах. Железнодорожные пути пересекали просёлочную дорогу, на которой остановился лесовоз, груженный сосновыми брёвнами. С него ловко спрыгнули несколько парней с цветами в петлицах. Один из них играл на гармони весёлую плясовую. Среди них увидела Зойка своего лейтенанта, счастливого и немного смущённого. Из кабины появилась Валентина в белом платье, с венком из белых цветов на кудрявых волосах. Лейтенант взял девушку за руку, и молодые пошли по тропинке в лес, где на пригорке виднелась церковь с потускневшим куполом. За ними потянулись остальные. Вдруг Валентина остановилась и стала радостно махать проходящему поезду, как месту первой встречи со своим суженым. Зойкин вагон медленно плыл мимо. Мимо чужого счастья. Ком подкатил к горлу. Женщина с силой продавила его куда-то под сердце, а слёзы (лишняя запятая) вдруг полились из глаз неудержимо, как яростный летний ливень. Зойка плакала навзрыд, с причитаниями, которые сливались со стуком колёс и свистом паровоза. Впервые она плакала не от злости. Как бабы в её деревне выли над похоронками, оплакивала она свою чистоту, которую не сберегла.